Затем она улыбнулась перекошенной улыбкой. Насмешкой над той улыбкой, что она ему подарила, покидая Зал Богов, в день, когда они были помолвлены.
— У нас будет еще бой? — бросил он через площадку.
— Твой брат лишь болтал о сражениях, в которых он победил, — пробормотала она.
В проход вбежали люди. Или что-то похожее на людей. Баньи. Мелькали белые лица с раскрытыми ртами, неслись дикие косматые тени, усыпанные сиянием янтаря, костей и обнаженных зубов, с оружием из отполированного камня, моржовых клыков и китового уса. Они визжали и тараторили, вопили и завывали, издавали безумные звуки, как чудовища, как черти, словно этот проход был вратами в ад, и то, что лежало за ними, теперь изрыгалось в мир.
— Когда сражается пекарь, что еще остается воину? — его широкое лицо изломилось в ухмылку. — Мой лук в твоем распоряжении.
Ничто выбежал за его левым плечом, Ральф справа, а те рабы и наемники, что еще могли драться, рассредоточились за ними, ощетинившись острым металлом.