Он приоткрыл один глаз. Все свалились в кучу в середине хлюпающего, разваливающегося плота. Они цеплялись за ветки, цеплялись друг за друга, дрожащие и перепачканные, вода плескалась у их колен, когда они медленно поворачивались.
— Боги, — пробормотал Ральф, осеняя себя знаком от зла и сглаза.
— Охренительно, — пробормотал Ральф в небеса.
— Великий король милосерден, — проговорила она. — Прошу, мой король. Позвольте моему единственному сыну остаться.
— Куда катится этот мир, если честный человек не может сжечь трупы, не вызывая подозрений? — спросил Ничто.
Иногда она пробиралась через гребцов, неосторожно задевая за людей, весла и скамьи, чтобы взглянуть на какой-нибудь ориентир, или чтобы наклониться за борт и проверить глубину покрытым узлами отвесом. Лишь однажды Ярви увидел у нее на лице улыбку — когда она сидела на топе мачты, и ветер развевал ее короткие волосы. Тогда, глядя на побережье в блестящую латунную трубу, она была такой же счастливой, каким бывал Ярви возле очага Матери Гандринг.