Пусть Ярви трудно было убедить своих компаньонов в том, что он король, но его мать своим величием непринужденно заполнила комнату до самых уголков.
Дни были короткими, хотя ощущались, как месяц мучений. А вечером небеса пылали звездами, блистающими воронками и горящими тропинками, яркими, как глаза богов. Сумаэль показывала на странные созвездия, и для каждого у нее было название — Лысый Ткач, Окольный Путь, Входящий-со-Стуком, Едок Снов. И когда она говорила, пуская пар во тьму, она улыбалась, и в ее голосе было счастье, которого Ярви никогда в нем не слышал, и от этого он тоже улыбался.
— Он недооценил тебя, Ярви. Как и я. Но я рада, что поняла свою ошибку. — Ее улыбка опала, а голос стал смертельно острым. — Его ошибка принесет ему кровавый счет. Посылай свою птицу Гром-гил-Горму, маленькая сестра. Скажи ему, что мы с нетерпением ждем его прибытия.
— Когда они тебя убьют, — сказал Ничто, — будет ли сталь ответом?
— Прогибаться? — проворчал Ральф. — Этот порвался в клочья.
— Хорошо тренированных, закаленных в битвах, и на своей земле, — добавил Ральф.