Хастур недовольно взревел, скогтил одного и взревел еще недовольнее – адский дух больно жегся. Схватив его за загривок поудобнее, Хастур размахнулся…
– Ты тот, кто меня убил? – негромко спросил дух.
– Не пойдет, – добродушно покачал головой Хобокен. – Вы, ваше юное колдунство, шибко много о себе не мните. Аль умней всех себя считаете?
Но тут в кабинет ворвался еще один человек. Высокий сухопарый старик с длиннющими седыми усами и железным крюком вместо левой руки. Даже сквозь плотную ткань мундира было видно, как светится, пылает на его груди магическая татуировка. Вокруг шеи же тугим кольцом обвился обсидиановый посох – минуту назад он влетел в кабинет Хобокена, пронзив толстенную дверь, как гнилую бумажку.
Даже когда повелитель Асанте велел флоту стать на якоря, замереть недвижимо, балеарги вначале дождались, пока приказ не повторит их собственный адмирал. Их сходка была совсем рядом с «Черным Орлом», так что Дато слышал, как старый-престарый балеарг просвистел на эйстском: «Приютимся здесь, братья, во имя Семерых!» Языком этих мокроногих Дато владел свободно, как и почти всякий моряк Серой Земли.
Впрочем, объяснялось это просто. Великий герой Закатона очень ценил свою славу и непременно хотел, чтобы после смерти число песен о нем только приумножилось. А потому он давным-давно сочинил себе несколько красивых предсмертных речей – на разные случаи.