Должно быть, у гайдзинов так заведено, догадался Маса. Почтительно поклонился и не очень сильно ударил господина ногой в грудь – между бестолково выставленных кулаков.
– «Серебряная паутинка» – это ночь, проведённая в утончённой, чувствительной беседе, чтобы две души соединились невидимыми нитями. Чем прочнее эта паутина, тем надольше удержит она мотылька любви.
Видел или не видел? Вот мысль, которая заставила Эраста Петровича замереть на месте. То есть, нет, не так: что именно видел Цурумаки – только бегство через сад или…?
Во-первых, им совершенно не интересовались мухи, которым вполне хватало пахучего Эраста Петровича. Во-вторых, по чавкающей грязи комиссар передвигался без видимых усилий, да и прополка ему, похоже, была не в тягость – он то и дело останавливался и отдыхал, поджидая отставшего напарника. А самую большую зависть у Фандорина вызывал большой белый веер, которым запасся предусмотрительный японец. Дорого бы сейчас заплатил титулярный советник, чтобы хоть изредка обдать лицо движением воздуха, сдуть с него проклятых насекомых.
– Вчера вы попросили у меня прощения, хотя могли этого не делать. Вы искренний человек.
Желающих не нашлось. По коридору будто прошла незримая граница: в дальней его части было просторно, там стоял командир, один-одинёшенек; зато в ближней, теснясь, жалась целая толпа человек в пятнадцать, да ещё с крыльца напирали.