Итак, предположительный японец был упущен, а Дрозда вела московская охранка, посему все свои усилия петербуржцы сосредоточили на камере хранения. Багаж был сдан на сутки, из чего следовало, что скоро, никак не позднее полудня, за ним явятся.
А из дверей навстречу гостье уже плыла Беатриса – величественная, как мать-императрица Мария Федоровна.
– Уезжает! – прервал антропологическую лекцию Евстратий Павлович. – Скорей!
– Какая к бесу разница – самурай, не самурай, – обронил Рыбников, по привычке подстраиваясь под тон собеседника.
Агент, оказавшийся в вагоне, заметался среди скамеек – не уразумел, куда подевался беглец. Трое остальных кричали, махали руками, но он их жестикуляции не понимал, а дистанция между ними и трамваем постепенно увеличивалась.
У Гликерии Романовны упало сердце: «важное дело». Бедный Вася!