Место было выбрано с толком: темно, грязновато, шумно, но не крикливо. Здесь пили не горячительные напитки, а чай – помногу, целыми самоварами. Публика была чинная, нелюбопытная – нагляделись за день на уличную сутолоку да на седоков, теперь бы посидеть в покое за приличным разговором.
Очень довольный собственным остроумием, штабс-капитан зашёлся визгливым смехом и, словно приглашая собеседника разделить свою весёлость, легонько ткнул его пальцем в бок.
Василий Александрович явился с десятиминутным опозданием и сразу направился к угловому столу, за которым сидел крепкий бородач с неподвижным лицом и цепким, ни на миг не останавливающимся взглядом.
– Пришлось немного попетлять. Так, показалось что-то… – ответил Василий Александрович, пройдясь по крохотной квартирке, причём заглянул даже в уборную и за дверь чёрного хода. – Привезли? Давайте.
– Он не японец, – сказал Фандорин. – Но ты прав: тебе лучше уйти. Нейтралитет так нейтралитет.
На пороге стоял Рыбников и молча смотрел на нежданную гостью.