— Ну, твой будущий папик, — настоящая шишка. Обычно на Рублевке работают таджики, ну, максимум, китайцы… А тут — японец.
— Восемнадцать, — соврала я: на деле тогда мне едва исполнилось семнадцать.
Сразу за памятником героям 1812 года — частный сектор, полукольцом огибающий центр города.
Я отвернулся и сплюнул кровью на сугроб. Зачерпнул две горсточки сухого снега — одну растопил во рту и выплюнул, другой растер лицо. Как будто полегчало… Пришло понимание того, как дико, отчаянно нам повезло. Мы внизу, на земле, и мы живы.
— Шрам, — прохрипел я и, кажется, потерял сознание.
Здесь было царство запахов — приятных и не очень. Андрей уловил запах шалфея, свежего огурца, петрушки, а еще кошки и картофеля в мундире.