— То же, что и вам, — ответил Джилпин. — Эми хотела купить пистолет и выглядела напуганной.
— О бабках. — Он пожимает плечами. — Не злите меня. Они нам очень нужны.
— Я вернулась в Мемфис и через месяц получила письмо. Анонимное, напечатанное на машинке, но, вне всяких сомнений, от Эми. В нем был перечень всех обид, которые я ей нанесла. Дикий список. Например, я не подождала ее после урока английского, два раза. Забыла, что у нее аллергия на клубнику, два раза.
Затем случилось кое-что еще. Умер мой отец. Ночью, во сне. В последний раз его кормила женщина. Койку ему в последний раз стлала женщина. Обмывала его мертвое тело женщина. И сообщила мне о его смерти тоже женщина.
Четыре месяца спустя мадонна с младенцами проиграла свою ипотечную войну и исчезла посреди ночи. Их дом так и остался пустовать. На окне гостиной все еще красовалась бабочка, нарисованная детской рукой. Яркие цвета фломастеров «Мэджик» медленно выгорали на солнце. Однажды вечером, недавно, возвращаясь домой, я заметил позади картинки бородатое и грязное лицо, колышущееся в темноте, как печальная аквариумная рыба. Он догадался, что я его вижу, и скрылся в глубине дома. Назавтра я оставил бумажный пакет с сэндвичами на нижней ступеньке крыльца. Еда простояла неделю нетронутой, превращаясь в вонючую кашу на жарком солнце, пока я не выбросил эту гниль.
Эми Эллиот-Данн даже не пошевелится за пятьдесят зеленых, но Лидия, или Нэнси, нуждается в заработке. Я киваю.