— Должно быть, месье Сюэль донес на нас. Я услышала их крики из своей комнаты. Они говорят, что заберут Орельена, если тот не скажет, где свинья.
— Завтра ночью. Приходите ко мне в казармы. Когда закончите с делами в отеле.
За последние недели кавардак в кабинете с каждым днем только увеличивался. Все свободные поверхности завалены кипами бумаг. Теперь Лив, всецело захваченная новой идеей, быстро разгребает завалы, раскладывает документы по папкам и для надежности закрепляет аптечной резинкой. Хотя она и сама еще толком не знает, что будет делать со всем эти добром после окончания процесса. А вот и старая красная папка, что дал ей Филипп Бессетт. Лив перелистывает истлевшие страницы и наконец находит то, что искала. Два клочка бумаги.
Они смотрят друг на друга и поспешно отводят глаза. Лив чувствует, что у нее краснеет шея.
— Свинина, — произнесла я в полной тишине.
— Нет. Но ее отношения с немецкими оккупантами были… не вполне корректными, — поворачивается он к посетительницам. — Очень больной вопрос для нашей семьи. Только человек, живший в те времена в маленьком провинциальном городке, способен это понять. Поэтому никаких писем, никаких картин, никаких фотографий. С той самой минуты, как ее забрали, тетя перестала существовать для отца. Он не умел прощать, — вздыхает старик. — К сожалению, и остальные члены семьи предпочли без следа стереть память о ней.