Арестанты, каторжники — кто мы там? — нехотя поднимались, разгребали солому, в которую зарывались на ночь, и шли к длинному отверстию вдоль стены.
У старшины кузнецов не было причины любить меня. Напротив. Судя по всему, ему хотелось отплатить мне за унижение, пережитое по моей милости… Сам виноват. Зачем было называть меня «грязным наемником», да еще на заседании городского Совета?
— Ну если не холодно, то спать можно, — успокоил боевую подругу.
— А Вахруша не жаль? Ну, трактирщика, — пояснил Жак. — Он пироги печет — ммм! А кто тебе печенку любимую будет готовить?
— Вот сволочь, — с чувством выругался я. — Все бы им, канцелярским крысам, деньги с бедного крестьянина сшибать.
До вечера, на который была назначена «встреча», было еще далеко, но Жак уже начал нервничать, из-за чего едва не испортил обед — наорал на Анхен, кинул в трактирщика куском хлеба и попытался нарычать на меня.