Когда мы расположились, в загородку заглянул сержант, цепко осмотрел помещение и остановил взгляд на мне.
— Вахруш! Где огонь? — рявкнул я на трактирщика. — Воду горячую — живо. И шнапс!
— Да уж, если два месяца пить, сгоришь тут! — восхищенно посмотрел на меня Жан. — Как сам-то жив остался?
Меня усадили на табурет, вырубленный из пенька, за стол — огромная столешница на трех чурбаках. Кажется, мебель делали в то же время, когда строился дом. Все громоздкое, неподъемное, но — надежное.
— Что дальше-то будем делать? Всемир неделю пролежит, не меньше…
Я вытаращил глаза. Откровенно говоря, уже и сам начал забывать премудрости, впихнутые в меня в минуты трезвости. А это случалось оч-чень редко.