Закрыв крышку, первенец великого государя добавил браслет к остальным.
— Да понял я уже, понял. Что все нудишь и нудишь!
Дернувшаяся было на выход личная служанка боярыни осталась на месте. Как, впрочем, и сам боярин Захарьин.
— Божией милостью и волей отца моего ты будешь исцелена. Но не сразу — уж больно тяжел твой недуг, боярыня.
— Да? Про старшего твоего, Ивана Петровича, я слышал немало хорошего. А еще один ученик моему дядьке не в тягость.
— Ста–ли–ниш–ки. Нет! Сталинушки. Плавильно, да?