— За что я люблю варваров, — проговорил Черепанов, поворачиваясь к Трогусу, — так это за их единство.
— Нет, я тебе объясню, Аптус! — Ручища гиганта легла на бычий загривок Плавта и накрыла этот немаленький загривок целиком. — Я говорю — в Одиннадцатый, потому что у меня здесь шесть легионов, ты, ослиный фаллос! Не один. И не двадцать, как мне хотелось бы. Шесть легионов! И я хочу быть уверенным, что в каждом, каждом найдется пара недоделанных хреноголовых ублюдков, в которых я уверен! Которые не обосрутся и сделают то, чего я жду от своих командиров! И заставят, испепели их Юпитер, своих солдат сделать то, что требуется! Ты меня понял, дерьмовый репоголовый собачий кал?!
— Я не унижусь до спора с каким-то кентурионом, — процедил трибун.
Да, и еще одно. Вернувшись в Москву, Черепанов позвонил одному из своих старых приятелей-вольников, серьезно занимавшемуся восточными техниками, и напросился в гости.
— У нас есть достоверные сведения, — заявил Зима, — что войска варваров, скопившиеся у устья Борисфена, намерены, не дожидаясь осени, вторгнуться в земли империи.
Отказываться было неудобно, поэтому Геннадий выбрался из бассейна и покорно побрел в «массажное» помещение.