От неожиданности Лерметт расхохотался, да так заразительно, что и эльф сперва улыбнулся небывало солнечной улыбкой, а потом тоже засмеялся. Недавней мрачности на его лице не осталось и следа.
— Понимаешь, — начал эльф, — когда ты меня в первый раз из-подо льда вытащил в виде кровавой сосульки... тебе в моих ранах ничего странным не показалось?
— У нас так не принято, — попытался объяснить он. — Нехорошо, когда один ест, а другой глядит.
Возле нетронутой половины дома полусидела, привалясь к стене, облаченная в лохмотья старуха. Избита она была настолько, что при первом же взгляде на нее Лерметта замутило. Ему и в голову прийти не могло, что кто-то в состоянии поднять руку на старого человека, тем более — на старую женщину, даже если... нет, все равно в уме не укладывается.
Эннеари уставился на Лерметта с неподдельным интересом.
— Почему? — полюбопытствовал Лерметт, не без труда отведя взгляда от галантных перипетий лошадиных взаимоотношений. Белогривый, ничего не скажешь, знал толк в ухаживании — изысканном и церемонном, без спешки и суеты. Мышка млела, проникаясь величием его чувств, и делала вид, что ну вот совсем не торопится сдаться.