Лерметт снял с седла сумку и забросил себе за спину.
— Что значит — выбрать? — не понял принц.
Стараясь подавить неуместную озлобленность, Селти окинул взглядом своих людей. Четыре арканщика, пятеро мечников и десяток лучников. Девятнадцать человек и он сам, опальный канцлер... бывший канцлер... бывший человек... ничего, это уже ненадолго. Ожидание почти завершилось. Оно оказалось непомерно долгим — но затевать что бы то ни было в присутствии Илмеррана... нет, это безумие, если не хуже. Пришлось стиснуть зубы и ждать. У всех гномов полным-полно родни. И любой гном почитает своим святым долгом хоть изредка, а родню эту самую проведать. Отлучка Илмеррана была неизбежной. Следовало всего лишь дожить до нее. Иногда Селти казалось, что в этом и заключена главная трудность. Гномы живут долго — пусть и не так долго, как эльфы, но они все же гораздо долговечнее людей. Что им десятилетие-другое? Доживет ли Селти до той минуты, когда проклятый гном наконец-то соизволит воспылать родственными чувствами и убраться в Арамейль? Или же этому суждено случиться через поколение, а то и два, когда правнуки будут вывозить трясущегося от ветхости седенького Селти на прогулку в паланкине?
Что... что эта полова пустая такое говорит?!
Нет, костер этот раскладывали определенно не умельцы. Эннеари не смог бы ответить, что он заметил прежде — золотистый глаз пламени или прозрачный серый палец дыма, лениво щекочущий звездное небо. От изумления эльф даже остановился. Надо же — совсем ведь не таятся. Что это — полная неспособность делать самые простые вещи? Или предельная, нерассуждающая наглость — торжествующая наглость подонков, нерушимо уверенных в полной своей безнаказанности?
— Вроде вот этот след ярче, — после небольшого раздумья сообщил Арьен.