— Ах, отчего? — Король тоже тряхнул головой, не замечая, что повторяет движение своего сына в точности. — Ты еще не сообразил? Изволь. Оттого, что познакомился он со мной девятнадцати лет от роду, а умер всего шестидесяти восьми. Сорок девять лет — всего-то сорок девять — и он ушел навсегда. Только на год свою жену и пережил. Всего сорок девять лет, подумай — оглянуться не успеешь, а его не стало. А прежде того я видел, как он стареет... год от года... быстро, так быстро! Его больше нет. — Голос короля сделался почти по человечески сиплым. — И это такая боль... они слишком быстро уходят от нас, сынок. И оставляют нас с нашей болью, с нашей тоской. Этот твой принц, он... я не хочу, чтобы ты виделся с ним. Не так ты долго с ним и знаком... забудешь. А не забудешь, так помнить его станешь молодым и сильным — и никогда не увидишь его ветхим и дряхлым. Ты не знаешь, что такое эта тоска... ничего ты не знаешь! Я никогда не презирал людей, только вид делал... а парень этот чист, как ручей, и силен, как река — да я никогда бы и в мыслях на самом-то деле не посмел... но я оскорблял его, чтобы он уехал... потому что я не хочу, чтобы хоть кто-нибудь из вас изведал эту боль... я не хочу, чтобы тебе было так больно, сынок...