Кенет еще на подходе к поселению ощутил беспричинную, казалось бы, тревогу. Ощутил, но не осознал, не задумался, что же именно встревожило его. Взгляд его отрешенно скользнул окрест и вновь вернулся к созерцанию мысленных картин. Кенет не заметил ничего тревожного. Вообще ничего.
Во-вторых же, именно старая больница и влетала городу в копеечку. Огромные средства из городской казны, плата за лечение более состоятельных больных, бесчисленные пожертвования доброхотных дарителей — все валилось в какую-то алчущую прорву, исчезая в никуда. Сначала князь Юкайгин пытался разобраться в неслыханно запутанных больничных отчетах. Потом за дело взялся Акейро, и взялся всерьез. Наместник бледнел от гнева при одном упоминании ненавистной больницы и говорил, что затраченных денег хватило бы, чтоб три такие больницы из золота отлить. Однако деньги шли больнице не впрок. Целебных трав, тюфяков, кружек и прочего, зачастую самого необходимого, в больнице недоставало постоянно. А самое главное — она попросту тонула в липкой жирной грязи.
Акейро сел, не расправляя своего официального одеяния. Оно как-то само расправилось и легло изящными складками.
— Какой дракон? Про дракона ты раньше не говорил.
— Истинная любовь возникает в сердце незаметно, — с проникновенной печалью в голосе вещал Кенет. — И расцветает незаметно. Когда приходит срок, она дает о себе знать, и вы внезапно понимаете, что уже давно, очень давно, ваше сердце отдано этому человеку. Но до той минуты ваша любовь таится даже от вас.
— Ну и где же ты шлялся? — нараспев спросил малыш Бикки, важно заложив руки за спину и покачиваясь с пятки на носок и обратно.