Может, и вправду известковый камень дрествянику не чета, но Семёну и такого с лихвой хватило. Когда в глазах прояснело, Семён увидал, что надёжно связан, а вокруг сгрудились кюрали. Один, с распухшей скулой, всё ещё хватался за оружие, а другие уговаривали его на непонятном горском языке. Из всех разговоров Семён уразумел лишь многажды повторяемое слово «бакшиш».
— Стой! — закричал он. — Упереться не успел.
— Попытка — не пытка, — опрометчиво сказал Семён, — а спрос — не грех. Так, дедушка?
Хищным прыжком Семён взлетел в седло, вырвал из ножен знаменитую саблю.
Ряш — город царский, соблазну в нём всякого много, народишко живёт хитрый, и простеца всякий норовит облапошить. Но Васька, наученный горьким царицинским опытом, держал себя строго и лишь в мечтах рапалялся на пространное житьё, такое, чтобы враз ему были и восточный гарем, и русский кабак. Всяческих зазывал и приставучих сводников Васька не слушал, в лавки на базаре не заходил, и ежели с кем и говорил, то только исполняя узденевы дела. Такая исполнительность не осталась незамеченной — покупатели дорогого дербентского леса начали приглядываться к Василию и искать к нему ключик, ибо давно известно, что ключик есть ко всякому сердцу, и если не у Аллаха, то у Иблиса на связке он точно висит.