Антипа Ловцов и впрямь поволок Никиту с Семёном в волость под Янковы грозные очи. Недаром Никита на сходе шумел — мужик брюхом чует, когда с него хотят грош трясти.
«Нельзя у Дарья-бабы воду пить… — мелькнула прощальная мысль. — Поделом вору и мука».
— Хорошо… — протянул Разин. — Вот коли ты такой знаток, то при мне караванбаши и поедешь. И присоветуй-ка, караванбаши, каких товаров с собой взять, чтобы расторговаться с прибылью?
Дунька сидела куклой в красном невестином платье, руки сложила на коленях, замерла перед Семёном, словно кура перед мясницким ножом. А у Семёна и самого захолонуло внутри, сробел хуже мальчишки.
Командир охнул и, схватившись за живот, опустился на землю. Стражники заорали, размахивая оружием, кто-то кинулся к раненому, кто-то бросился на Семёна, и лишь псарь, не растерявшись, быстро спустил со сворки рвущихся сансунов. Через минуту лай сменился рычанием, заглушившим отчаянный вопль и хрип. Мустафа Дуран прекратил многогрешное житие.
В самом деле, почему бы хану и не приветить испытанных северных воинов, у которых к тому же среди местной голытьбы ни родных, ни знакомых? Такой воин служит верно и восточными владыками любим. Вот только прежде добраться бы до благодатного хивинского оазиса, на благословенные берега Аму-Дарьи.