Нукер ринулся выполнять приказ, прямиком сиганув через оплывший от времени дувал. Десятник, не дожидаясь приказа, расстелил в тени старого карагача джои-номоз. Семён уселся, склонив голову, спрятал лицо в ладонях.
Поп отошёл на минуту, вернулся с четвертной бутылью полной зеленоватой горилки.
Приказчик Семёна как не признал. Смотрел бельмовато, слова цедил веско. В ревизскую сказку Семён вписан? Значит — подушные плати. Денег нет — животы продавайте. Лошадей у вас, никак, две будет? И коровы две? И телёнка выпаиваете? А говорите — платить не с чего…
— А дорога каждому своя вышла, — разумно подтвердил садовник, усаживаясь поудобнее в предвидении долгой беседы.
Короткая судорога скривила губы Семёну. Это ж надо придумать — за свою жизнь он пролил крови — озеро наполнить можно, а тут над зверем разгоревался! Видно, на всякого верблюда найдётся последняя соломинка.
С грехом пополам Семён объяснил, кто таков. Особо упирал на своё христианство, вздымая к небу сохранённый Мартынов крест. Так или иначе, но Семёна выслушали. Не хотелось адмиралу верить в подход янычарского войска, но что делать, если форт Кальбу лежит в развалинах? Кто-то же его взял… Офицеры разглядывали мушкет, принесённый Семёном, втайне вздыхали — хороший мушкет, не хуже испанских. Беда, если перебежчик не соврал…