— О, конечно! — закивал Меджмун. — Новый завет далеко не так кровав, как Ветхий. Евреев к тому времени слишком много били, и они возжелали мира. Но вспомни смоковницу…
— Вас пять сот должно быть, откуда несметный народ взялся?! — Неделей позже ещё двести человек пеших казаков дошли, — с готовностью отвечал Иван Хороший.
К июлю месяцу по всему морю не осталось непограбленных деревень, и лишь крепкие города Астрахань и Дербент жили неопасно. Люди богатые отъехали из беспокойных мест, пастухи отогнали отары в глубь матёрой земли, и даже огородники старались поскорей снять урожай и увезти из недобрых мест. Добычи казакам сильна поубавилось, начал прижимать голод. Тогда-то на кругу Серёжка Кривой и предложил сплавать в трухмены.
Старик назвался дедом Богданом. Дом его, старый и неухоженный, ничем особо не отличался от всякого иного бобыльского жила. Сор на полу, немытые миски и корчаги как попало распиханы по лавкам и полкам, на шестке — махотка со вчерашними недоеденными щами, на печи — протёртая до лысин овчина и ветхий тулуп: старость любит спать в тепле. Образа в красном углу простые, без окладов, до того закопчённые, что и ликов различить не можно.
Семён поднялся, спустил бадью в колодезный провал, с натугой поволок наверх. Водило Семёна как пьяного, с души воротило, в глотке горчил рвотный привкус, но Семён продолжал налегать на выглаженную временем ручку колоды. То не просто работа — за себя отрабатываю, за спасение своё. Дурнота помучает да пройдёт, а вот святому старцу на работе ломаться невместно.