Вскоре плавный изгиб бархана скрыл его от уцелевших, и Семён остался наедине с Аллахом. Небо, обычно лиловеющее перед закатом, сегодня потчевало взор всеми красками торговых шёлковых рядов, от густой вайды до пурпура. Самум ушёл, но ещё много дней пыльный туман будет расцвечивать закаты, блазнить взгляд обманчивыми разливами мелкой воды.
— Охти, батюшки! — крестился Иванище, видя, что приятели собираются палить в сторону своих кораблей.
Семён на кругу был, но сидел молча. Ему казалось всё равно, Была бы весна, махнул бы рукой и ушёл куда глаза глядят. Хоть в царство Опоньское, хоть в скиты к соловецким монахам, а то на Вологду, помощником деду Богдану. Однако в осень уходить негоже, развезёт дороги — и всё, пропал.
— Спас наш, смирения образ дая, сам бит был, а никого не бил, — твёрдо возразил Семён.
— Ты тля!… — протянул один казак. — А Заворуй-то не соврал. И впрямь — Долгое!
— Дядя Сёма, останься, а? Я бы тебя тятей кликала…