Я принялся дышать, как велели; неведомое «оно» любезно отбивало ритм, постукивая веткой об ограду, — это, надо сказать, очень мне помогло, сам-то я считал бы раза в три быстрее, еще и сбивался бы то и дело, вне всякого сомнения.
— А разве Безумного Рыбника не принимали всерьез?
Конечно, я орудовал заклинаниями, а не метлой и тряпкой, но дом наш был столь велик, что работать пришлось до наступления ночи. Покончив с наведением порядка, я как подкошенный рухнул на ковер в библиотеке, которую убирал последней. Так и заснул — не умывшись, не переодевшись, даже сверток с руками мертвецов из-за пазухи не достав. Тем, кто хорошо меня знает, трудно, наверное, в это поверить, но в первое время такое то и дело со мной случалось. Когда я находился в одиночестве и в безопасном месте, чувствуя усталость, просто падал где придется и тут же засыпал, не желая тратить время и силы на лишние движения. Думаю, это давали о себе знать последствия двухлетней бессонницы.
Убить этого ловкача было моей мечтой — сокровенной и пока недостижимой (временно недостижимой — обычно утешал я себя). Он представлялся мне чем-то вроде великолепного десерта, который я получу когда-нибудь в самом конце трапезы, предварительно напившись крови всех ныне живущих Великих Магистров.
— Ну, если всем присутствующим хочется весь вечер слушать столь скверного рассказчика…
Дни мои, таким образом, был сочтены, а грядущий конец обещал стать бесславным и совершенно бессмысленным. Вопрос был лишь в том, как скоро наступит день, когда мне окончательно станет все равно.