Убить этого ловкача было моей мечтой — сокровенной и пока недостижимой (временно недостижимой — обычно утешал я себя). Он представлялся мне чем-то вроде великолепного десерта, который я получу когда-нибудь в самом конце трапезы, предварительно напившись крови всех ныне живущих Великих Магистров.
— Ну, если всем присутствующим хочется весь вечер слушать столь скверного рассказчика…
Дни мои, таким образом, был сочтены, а грядущий конец обещал стать бесславным и совершенно бессмысленным. Вопрос был лишь в том, как скоро наступит день, когда мне окончательно станет все равно.
— Покажи-ка мне записи, — велел он, когда я завершил рассказ. — И книги, которые упали с полки. А сам тем временем прими ванну и переоденься. Ты уже давно не на Сумеречном рынке, а значит, притворяться шимарским горцем тебе ни к чему. А пока будешь мыться, постарайся сформулировать какое-то внятное объяснение этого замечательного происшествия. Почему руки пришли тебе на помощь? С какой стати избавили тебя от необходимости годами рыться в древних манускриптах, причем без особой надежды на успех? И зачем были эти книги на полу, если в тетради записана подробная инструкция, не требующая дополнительных исследований? Имей в виду, это очень важно для меня — получить представление о твоем понимании происходящего. Для нас обоих это очень важно. И для дела, которым ты сейчас занят, разумеется, тоже.
Он очень серьезно кивнул. Дескать, еще бы.