— Если кто и называл, то только один раз, — сказал Ник.
«О черт, — подумал Ник. — Так скоро. Так рано. Я еще не готов».
Все, кроме Вэла, принялись бормотать извинения, клясться, что они-то не лопухнутся, никогда не скажут ничего там, где их могут услышать. Даже Костолом стал рассыпаться в извинениях, выплевывая через распухшие губы осколки разбитых зубов и сгустки крови.
— Есть ли подвижки с восьмицилиндровой машинкой, о которой я просил? Со штрафстоянки?
«Неужели Вэл поверил, что я убил его мать?»
Телефон Сато остался лежать на старинном тансу, и теперь все пять экранов засветились фотографиями двадцатилетнего Кэйго Накамуры.