«Знаю ли я что-то такое, что может быть важно для русского торговца оружием, наркодилера и возможного создателя империи?»
— Если вы наймете меня, мистер Накамура, — продолжил Ник вслух, — то потому, что я единственный в мире могу вернуться назад на шесть лет, чтобы снова увидеть, услышать, засвидетельствовать все по делу об убийстве. По делу, которое давно истлело, как и тело вашего сына, похороненного на семейном католическом кладбище в Хиросиме.
— Это излечимо? — вполголоса спросил Ник, глядя на лицо спящего старика. Дара любила отца. — Он выживет?
Ник пригубил. Никакого привкуса — ни химического, ни другого. Вода.
В прихожей Ника встретили Гроссвен и громадный вышибала.
Голос Дары доносится через москитную дверь до веранд очки, где сидит Ник, глядя сквозь просветы между кронами старых сибирских вязов на крохотный лоскуток позднеавгустовского неба. Ночной воздух полнится треском насекомых, звуками телевизоров и стереоустановок из соседних домов и — время от времени — воем сирен с далекой Колфакс-авеню.