– Очень долгий срок прозябания в каменном мешке, – ответил Ярослав. – Не вечность, но раз в двадцать длиннее, чем была жизнь, до следующей реинкарнации. Одиночное заключение. Оно, если помнишь, у нас на Земле в ряде стран считается карой похуже, чем смертная казнь. А мертвый ведь уйти уже никуда не сможет.
Последнее слово церковник протянул так сожалеюще, что в нем послышался свист бичей, годы покаяния в одиночной келье и, может быть, даже колесование.
– Нет, – последовал ответ, – просто я еще вчера озаботился составлением меню.
– Обоснуйте, – подумав, попросил я и решил сделать в доме какую-нибудь систему связи. Сейчас бы позвать Лукрецию с парой бутылок вина и закусками, чтобы можно было начать доверительную беседу… Но, увы, заранее такой полезной штукой не озаботился, а значит, на кухню придется идти самому.
– Ушастому объявляется амнистия, – хмыкнул Артем, впихивая ему в руку тарелку с лапшой. – Ешь, пока не застыло, а то придется фаерболом кипятить, да к гномам отправимся за кольями. Я так понимаю, материал на них должен пойти первоклассный. Сталь с серебряными добавками, например. А такое в ближайшей кузне не найдешь.
Из дома донесся грохот. Чем-то твердым и тяжелым, кажется, пробили стену. Раздался сдвоенный женский вопль, чья-то неразборчивая брань и вслед за ней отчаянное чертыханье Алколита.