Мадлен повернулась к нему от вешалки, на которой оставила свою оранжевую куртку. На ее плечах поблескивали снежинки — значит, она шла по сосняку.
— Что-нибудь, что поможет связать три факта. Первый — что убийца зациклен на алкоголиках. Второй — что нет доказательств, что он их лично знал. И третий — что он выбирает жертв, которые географически далеки друг от друга, а значит, их объединяет какой-то признак, отличный от проблем с алкоголем, — что-то этих троих связывает с убийцей и, возможно, с Дермоттом. Понятия не имею, что это может быть, но если что-то попадется, я пойму, что это оно.
— Ну этот, коп, по телефону. Никогда не запоминаю имен. Однако что же мы тут стоим? Проходите!
— Мои вопросы займут всего пару минут. Поверьте, я бы и рад вас не тревожить, но задержка может оказаться критичной.
Господи, подумал Гурни. Неужели он вот так и застрелил Марка Меллери? Значит, вот откуда остатки гусиного пуха в крови! Неужели за мгновение до смерти Меллери видел перед собой чертову игрушку? Образ был настолько гротескным, что Гурни пришлось поперхнуться нервным смешком. Или это был спазм от страха? Как бы там ни было, а охватившее его чувство было резким и сильным. Он на своем веку повидал изрядно безумцев — садистов, сексуальных маньяков всех мастей, социопатов с ледорубами, даже каннибалов, но никогда прежде ему не приходилось разруливать такой сложносочиненный бред на расстоянии одного неправильного движения от пули в голове.
— Господи. Не знаю, что и сказать. Не одно преступление, так другое. Что ж, я не буду мешать полиции, хотя все это так странно. Нет худа без добра — даже если окажется, что все это не имеет отношения к ужасам в институте, может, вы что-нибудь узнаете про мои башмачки.