– Гибель Тигренка и Андрея, бессилие Светланы – это «справился»? – возмущенно воскликнул Антон.
Иной, стоящий сейчас перед Антоном, не выглядел ни сильным, ни жизнерадостным. Игорь очень сильно похудел, в глазах стояла какая-то глухая, беспросветная тоска. И еще – он будто не знал, куда девать руки... то закладывал их За спину, то сцеплял ладони.
Это был плохой сон. Девочке снилось, что она уезжает домой, что смена еще не кончилась, а ее забрали, потому что заболела мама, и мрачный, насупленный отец волочет ее к автобусу, и она даже не успела попрощаться с подружками, не успела последний раз искупаться в море и забрать какие-то очень важные камешки... и она упирается, просит отца подождать, а тот злится все сильнее и сильнее... и что-то тихо говорит про позорящее поведение, про то что пороть такую большую девчонку уже не следует, но раз она так себя ведет, то пусть забудет про обещание больше не наказывать ее ремнем...
– Ага. – Я выбрался из палатки и совершил короткую прогулку к замерзшему ручью. В месте, где тропа подбиралась к самому бережку, кто-то аккуратно разбил лед; за ночь полынью опять прихватило тонким и почти прозрачным ледком, но Матвей его снова пробил. Вода была холодная, но не настолько, чтобы даже моя теплолюбивая душа побоялась плеснуть несколько горстей в лицо. Умывание меня взбодрило, сразу захотелось что-то делать, куда-то бежать...
– Да, единственный расклад, – согласилась Лемешева. – Внимание, всем! Так и работаем!
– Мне это было бы совсем уж... затруднительно... – смущенно признался Игорь.