Никакая, даже самая веселая оргия, не приносила мне столько удовольствия. Ни наедине с одним мужчиной, ни с двумя или тремя я не ощущала такого счастья, такого раскрепощения, такой... такой... достаточности? Да, наверное, именно достаточности. Просто никто больше не был нужен.
– Проводи, – велел он потом, дал отбой и вернул трубку на пояс.
Пару секунд, похожих, наверное, на старт космического челнока, и меня прекратило жевать и швырять. Настал блаженный миг динамического покоя.
Договор был прочитан и начался, собственно, Трибунал. По традиции – с наименее важных дел.
– Только до шестнадцати можно. Впрочем, я собираюсь в шестнадцать уезжать на учебу в Кембридж.
Я понял все это в краткий миг перед тем, как впитать всю, без остатка, мощь Светланы, вообразившей, что потеряла Антона Городецкого. Вообразившей из-за странного каприза реальности, из-за того, что я вошел в зал Трибунала с точно таким же плейером, как у Антона, с копией его диска в плейере и с любимой песней Антона на устах и в душе. А еще я понял, что Инквизиция знает правду. Но никто из Инквизиторов не произносит ни слова, чтобы успокоить Иных Москвы, поверивших в мою гипотетическую схватку с самим Антоном и в то, что в этой схватке Антон погиб.