Женька видел бледное лицо немца. Широко распахнутые глаза, кепи свалилось, открыв короткие черные волосы. Морда уроженца рабочих окраин. Четыре серебристых звезды по углам петлицы.
– О, памятник, что ли? – посмотрел на высокий постамент. – Товарищ старший сержант, вообще-то разрешите поздравить.
– В кобуру ствол прячь. Все равно пустой. Ну! Теперь штык взял. Улыбайся, скотина! Не понял, что ли?!
– Слушай, Земляков, давай начистоту. Я понимаю, у нас уютнее, чем в коммунальной казарме. Только что ж ты обольщаешься? Я же никуда не делась. Сведу тебя, убогого-слабосильного, в могилу. Ты же будешь мечтать снег чистить да на КПП красоваться, прохожим девчонкам улыбаться. А в Отделе по двадцать пять часов в сутки люди работают. И жаловаться у нас некому.
Мама суетилась на кухне. Провизию готовила. Сказал же, чтобы ничего не собирала.
– Башкирский палач! – Немец завозился, пытаясь подняться на ноги. – Фюрер уничтожит даже ваш вонючий дух!