Мы отползли в сторону от батареи. Не будут же немцы жить совсем рядом с гаубицами.
Стараясь быть как можно более незаметным, я прошел через позиции. Увидел писаря Твердохлебова, что оформлял в палатке наши бумаги. Поперек его груди — рваная отметина от автоматной очереди. Недалеко от него лежал смуглый узкоглазый боец — не то казах, не то якут, сжимавший в мертвых руках снайперскую винтовку СВТ. Я уж было мимо прошел, да остановился — не смог бросить такое богатство. Вернулся, вынул из окоченевших рук винтовку, снял патронташ с патронами. Конечно, по-человечески — похоронить бы бойцов надо. Но их не одна сотня, я же — один. А задача воина — в первую очередь нещадно убивать врагов. И потом, немцы обычно сгоняли жителей окрестных сел для братских захоронений на поле боя. Так что простите, ребята, но мне надо дальше идти.
Пилот тут же ушел, а я стоял и глупо озирался. Что делать? Документов нет, и главное, я не знал, на каком я положении здесь и волен ли уйти?
Явился Кравцов. Бросив автомат на стол, подошел к Семенову. Разведчик не дышал.
— Повезло нам: танк — вдребезги, а мы все живы.
Я подхватил пулемет, Васька забросил на плечо гимнастерку с харчами. Плохо, что остался он в одной нательной рубахе, а она белая, — далеко видать.