— Ты лучше сядь в командирское кресло и смотри в перископ. Там повыше, видно дальше. В случае чего — упреди.
Я приник к перископу. Плохи наши дела. Два немецких танка горят, но и наших осталось только два — мой и комбрига. На позициях пехотинцев немногие оставшиеся в живых постреливают из винтовок. Лишь с небольшого холмика, из-за бруствера, пулемет «Максим» ведет ожесточенный огонь. Очереди его почти не умолкают, и гитлеровские цепи не выдержали его огня — залегли.
Самолеты не вернулись. Беженцы поднялись и пошли дальше. На импровизированных носилках, сооруженных из жердей и верхней одежды, они уносили тех, кто был ранен в авианалете и не мог идти сам. И я не остался в стороне, помогая нести раненую женщину.
К утру следующего дня мы уже были на окраине Приднепровской. «Иванов» и «Сидоров» разглядывали ее в бинокль.
Мы встали, оглянулись на малозаметный могильный холмик у сосенки и пошли дальше.
Часа через два бодрой ходьбы услышали далеко впереди орудийные выстрелы. Остановились, прислушались.