— Я Улеб, сын Радослава, воевода порубежной крепостцы Девица, — ответил пограничник.
— А я и есть печенег, — спокойно ответил ромей. — Фома, сын Фоки, дружинник великого Калина.
— Что значит «досматривают»? — севшим голосом спросил Илья. — Грабят, что ли?
Глаза его остановились, и Сигурд, сын Трора, отошел. Людота встал, шатаясь, прихромал к месту, где очнулся, и нашел свой меч. Осмотрев клинок, он гордо кивнул — на лезвии были зазубрины, но сталь не выщербилась, наточить — будет как новая, не зря он выбил на клинке свое имя. Волоча ногу, Людота подошел к лежащему у знамени воеводе и вложил в мертвые ладони рукоять своего меча.
— Красно Солнышко, дозволь первому пойти, в то время сейчас тревожное, поди разберись, сколько нас тут — как бы стрелами не встретили. С Сигурдом я крепко дружен был, сведаю, что у него на уме, потом уж вас позову, а вам бы пока здесь подождать.
— Ты же еще после Соловья обещался так не шутить!