Цитата #1902 из книги «Илья Муромец.»

Прошел час, со двора раздался дикий вопль. Илья выглянул в окно, перекрестился.

Просмотров: 4

Илья ратоборствовал бок о бок с Самсоном, был еще Гриша Долгополый, да что-то отстал и не видать его больше. Муромец все искал вражьего ольбера, чтобы по силе был равен давешнему, искал — и не находил, рубил тех, кто подворачивался под руку. Уже давно сломалась тяжелая секира, уже булава разбилась о чей-то крепкий щит, Первый Богатырь бился мечом, поминая добрым словом Людоту — сделал мастер снасть по руке! Рядом сражался, распевая что-то на своем языке, Самсон, бился славно, прикрывая старшего, вот только все порывался, когда не пел, что-то сказать Илье. Это, конечно, было глупостью — в бою надо не беседы беседовать, а по сторонам смотреть, и Муромец злился на дурного иудея — и сам погибнет, и его без щита оставит. А бой клокотал, словно котел, и внезапно перед богатырем как из-под земли вырос огромный воин на рослом, широком коне. Кыпчак был в доспехе из красной, словно запекшейся кровью политой, проклеенной и проклепанной кожи — такая броня держит удар не хуже стали, хоть и тяжелее. Бойцы съехались, обменялись ударами, и, стряхивая с руки обломки щита, Илья понял — этот не слабее вчерашнего. Самсон отскочил назад, чтобы брат не задел ненароком, и вдруг понял — рядом наши! Он осмотрелся — почти везде русичи оттеснили кыпчаков, и те отступали, отходили к свежим полкам. Киевские полки их не преследовали — перестраивались, ровняли ряды, собирались под стяги.

Просмотров: 8

— Были ж раньше хаканы как хаканы — тот же Куря, хоть и убил батюшку, да все как-то по-человечески, череп, вон, в золото обложил, хоть и враг — да уважал. Не было после хазар в степи царей-хаканов! Что он и за человек такой, этот Калин?

Просмотров: 10

— Ц-ц-ц, — покачал головой ромей. — Как ты мог подумать такое, почтенный Илиос. Князь — это совсем другое дело. Великий Калин все еще пребывает в раздумьях, чем бы его таким особенным почествовать.

Просмотров: 4

Между черниговцами и степняками оставалось едва пятьдесят шагов, когда лошади начали беситься. Видя несущуюся на них стену всадников, кони бились, вставали на дыбы, подкидывали задом. Неловкие полетели из седел, оба войска начали замедлять бег, воины натягивали поводья, пытаясь удержаться на бесящихся скакунах. Отворачивать было некуда, ряды шли тесно, и через несколько мгновений лавы с ревом и громом сшиблись. В слепом ужасе кони били копытами, кусались, пытаясь вырваться из сутолоки, но натыкались лишь на других коней, спотыкались и летели кувырком на землю, давя всадников. Тут яростный жеребец, осатанев от страха и ярости на других жеребцов, лез в драку сам, и уже наездник не направлял его, но лишь старался удержаться в седле, и, улучив минуту, рубануть врага, буде какой подвернется. Там жалобно ржала кобыла со сломанной ногой и, сбитая, падала под беспощадные копыта, увлекая седока, успев испустить последний, человечий почти вопль. Крик, лязг, ржание, не битва — бойня творилась на старой дороге. Копья сразу стали бесполезны — не занесешь, не ударишь, воины взялись за мечи, сабли, топоры. Здесь никто не выбирал супротивника — рубились с тем, до кого можно дотянуться, не было места крутиться вокруг врага, где встал — там бей, успевай лишь закрываться щитом от вражьих ударов. А пропустишь один — и все, пятиться некуда, и будут рубить оглушенного, пока не свалишься, а там уж втопчут в землю, словно и не было тебя никогда.

Просмотров: 10