Владимир вернулся, когда солнце уже садилось. Алеша спал на лавке, заботливо укрытый медвежьей шкурой, Апраксия позволила не волочь его в гридницу. Добрыня и Илья сидели ошеломленные. Княгиня успела поговорить и о степной жизни, и о семьях, о Царьграде, и о Киеве, о соборах и теремах, построенных и тех, что еще предстояло построить.
Илья запнулся, глаза, налитые дурной кровью, стали осмысленнее. Он тряхнул головой.
— А что стряслось-то? — Сбыслав почувствовал нехороший холодок в животе. — Что, через Днепр полезли?
Добрыня со вздохом палочкой нарисовал на песке колесницу. Трое остальных наклонились над рисунком, а Бурко под шумок попил водички и схарчил Алешины сухари.
— Ломайте кольца, мужи! Пусть никто больше не говорит о том, что киевский князь скупится воинам!
— А ну как собаки киевские тебя отбивать надумают? Мало ли что. А чтобы ты по дороге с колом не помер, я тебе дурманного зелья припас.