— ЗА РУСЬ! — заорал Алеша, закидывая рог за спину и наклоняя копье. — ЗА КИЕВ!
— Ну признайся, скотина, ведь ты тогда Ушмовца подначил, больше некому?
Что-то в голосе Владимира заставило Вышату на карачках отползти в угол.
Земля дрогнула от ударов тысяч и тысяч копыт, и Киевское войско лавиной понеслось с горы. Небо потемнело от стрел, и теперь степняки не ошиблись, десятки и сотни коней падали, кувыркались по склону, давя всадников, другие вставали на дыбы, бились, скидывая неумелых седоков. Снова и снова срывалась с тетивы пернатая смерть, пожиная обильную жатву, но лошади, разогнавшись под горку, уже не могли остановиться, и слишком поздно поняли это печенеги. Торопливо совали луки в налучья, выхватывали сабли, иные пытались поворотить коней, другие, повинуясь реву рогов, поскакали навстречу русичам, но в холм разгоняться труднее, и времени уже не было. С громом, стуком и яростным криком русские полки налетели на извечного врага.
— А что с Калином, раздумал договариваться? — так же улыбаясь, но тихо, одному Сбыславу слышно, спросил Владимир.
— Так это, умная она у тебя, — как-то особенно незло улыбнулся Илья. — Ее просто послушать приятно. И знает уйму всего, и совет может дать. А давеча вот спрашивала, когда у нас сыновей на коня сажают, она же на сносях.