Оба скатились вниз, и дружинник споро разделил своих отроков на два десятка, первый Улеб повел по зарослям высокой травы за холм, со вторым Сбыслав встал у подножия кургана, готовясь встретить печенегов. Заросли ивняка должны были скрыть всадников, пока печенеги не подъедут совсем близко, а там уж вылетать и рубить, пока не опомнились.
— Спасибо, дедушка Никита, — улыбнулся Муромец. — Второй раз ты меня на ноги ставишь.
— Я, Илья, сын Ивана, пою тебе твою песню, медведь ты норвежский, — захохотал Муромец. — Ну, мне к тебе плыть или уж ты на берег сойдешь? А то если приплыву — не проломили бы мы с Бурком днище!
— А смысл какой тут? — спросил Алеша. — Чего на коне или пешим не биться?
— Это не жизнь, — покачал головой Муромец. — Я исполнил твою просьбу — теперь уходи. Я зарекся поднимать меч на женщину, не хочу зарок нарушать.
— Все, что порушили, — людям возместите, — строго сказал отец Серафим.