— Это понятно, — усмехнулся полицейский. — «Кровавые нацистские палачи выбивают показания и подбрасывают улики». На самом деле так мы обращаемся только с заведомо виновными, и виновными основательно. К подозреваемым и вляпавшимся случайно подход другой. Наша задача ведь не в том, чтобы похватать или довести до суда как можно больше народу. А в том, чтобы очистить наш город и нашу страну от мрази. И это не просто высокие слова, это принцип, лежащий в основе оценки нашей работы. Ее оценивают не по числу приговоров, а по динамике общего уровня преступности. Начни мы хватать невинных, и диспропорция между количеством арестов и отсутствием снижения, а то и ростом, преступности быстро станет поводом для серьезного внутреннего расследования, с очень внушительными санкциями для виновных — вплоть до расстрела. Опять же, одного лишь признания обвиняемого недостаточно, мы же не большевики. Приговор должен базироваться на материальных доказательствах — изъятых наркотиках, оружии, краденых ценностях... Допустим, можно было бы изымать и подбрасывать одно и то же по многу раз. Но все изъятое сдается и оформляется, обратно его уже не получишь — разве что иногда для специальных операций, по которым отчетность вообще строже некуда. Если изъять, но не сдать — не получится вынести приговор тому, у кого изъяли... Но, разумеется, бандитам знать все эти тонкости не обязательно. Они должны верить, что мы способны на что угодно, что, попав в наши руки, они должны не качать права, а думать о том, как помочь следствию и заслужить хотя бы частичное снисхождение. Знаете, как пишут на плакатах: «Полицейский — лучший друг честного гражданина, помощник оступившегося и самый страшный кошмар закоренелого преступника». Немного пафосно, но по сути верно...