Сталин никогда не ездил в отпуск один. Каждый год одному из членов Политбюро великая честь — отдыхать вместо с товарищем Сталиным. В этом году чести удостоен товарищ Жданов.
А что это за самостоятельная работа, не положено знать никому, даже самому начальнику спецгруппы товарищу Крайнему.
Собралось шпаны табун целый. Туда повернули, сюда. Идет табун как орда Мамаева, крушит все на пути своем: скамейки через заборы мечет, урны чугунные в осколки дробит. В тихом городе черти водятся, и по ночам силы зла господствуют безраздельно. Один фонарь над Конотопом горел — и тот потушили, вместе со столбом из земли выдернув. А городочек привычен: попритих, окошечки ставнями позакрыл, свет вырубил, мертвым прикидывается. Ни звука, ни огонечка. Только стонет эхо разгульное в переулочках, только воет ветер по железным крышам, только лязгают псы цепные зубищами за заборами неперелазными, только бухает дверь в брошенном доме, где вчера семью вырезали, где некому дверь ту прикрыть.
Предупредил Сей Сеич арестанта, что попытки бежать из клетки без внимания оставлены не будут. Потом добавил, что по должности и призванию он вертухаем не был и не будет. Поставил столик к самой решетке, накрыл, как в лучших домах заведено. Так они и ехали до самой Москвы по обе стороны столика, разделенные решеткой.
— Про чемодан я, товарищ Холованов, вот что думаю. Не было с ним чемодана.
Оружия никто не бросил, но стрелять да штыками баловать поостереглись. Подкатил танк. Холованов внутрь прыгнул, пистолет огромный особисту в лоб направил: кто дурить вздумает — особиста пристрелю.