Сидит прямо на перилах, упершись спиной в стену, поза свободная и до предела раскованная, одна нога красиво протянута вдоль перил, оголившись почти до середины голени, вторая элегантно свисает до пола, видна только изящная лодыжка.
Я, наконец, сел в тронное кресло, опустил руки на подлокотники, поза державного мужа, и приготовился выслушивать жалобы, предложения, просьбы, советы, а также принимать прошения и разрешать возникающие споры.
Она слушала внимательно, а когда я начал грубо стирать линии и дорисовывать новые, напряглась, сердито засопела, едва не хватая меня за руки.
– Вы мне льстите, – сказал я скромно, – но, конечно, я как только, так сразу. Чего мне там делать, если родной дом у меня – Варт Генц?
– Нет, – ответил он быстро. – Только оглушил, чтобы не мешала. Она женщина, у них только крик… а с тобой можно разговаривать. Она сейчас просто крепко спит. И ничего не слышит.
– Но, господин, искусство не терпит насилия!