Крохотный отсек. Все неровное, мятое, гофрированное. Пол, стены, потолок. Кажется, и кровать, на которой я лежу, бугристая. Освещение — мутные стеклянистые булыжники, в беспорядке разбросанные по стенам, свет из них идет оранжевый, неприятный.
Он взял меня за руку и повел к терпеливо ждущим молодым людям. Я понимал, что правильнее было бы называть их друзьями, но лица ничего не будили в душе.
— Ты не регрессор, — убежденно сказал он. — Может быть я плохой человек. Но я был хорошим Наставником. Ты не тот, за кого себя выдаешь.
Данилов издал разочарованный вздох. Дед тоже крякнул, но он, почему-то, казался довольным.
Я откинулся на спину, глядя в ровные полосы облаков. Прищурился от Матушкиного света. Летящая платформа слабо подрагивала подо мной.
Я машинально глотнул водки и откусил помидорину. Овощ китайцы вырастили хороший, вкусный, а вот водка драла горло как керосин.