— Поглядишь, что будет в этом самом будущем. Только плакать тогда, боюсь, придется не тебе, — вновь обратясь к Хагнеру, сообщил Ван Аллен. — Это кроме того, что до тех весьма умозрительных дней еще надо дожить; причем, опять же, не тебе, — уточнил он, ткнув пальцем в Курта, — ему. Без его защиты ты лишь еще один зверь на пути любого другого инквизитора с менее развитой фантазией или первого встречного охотника. «Первый встречный охотник», замечу, уже здесь; и если ты выкинешь что-то, что мне не понравится, парень (хоть что-то!) — убью на месте. Переступлю через себя и сверну к чертям собачьим шею; умрешь быстро.
В сапоги он влез вслепую, бросился к двери, на ходу сдернув висящий на изголовье арбалет, и вылетел в коридор, слыша топот Бруно за спиной. У самой лестницы рывком распахнувшаяся дверь едва не сбила с ног, и Ван Аллен, встрепанный и полураздетый, но с уже обнаженным мечом, на долю мгновения приостановился, бросив в их сторону короткий хмурый взгляд.
— Моя лошадь жива потому, — отозвался тот, наконец, неохотно, — что она стоит заплаченных за нее денег. Если ты успел заметить, у вервольфа над ухом была ссажена шкура, а на переднем копыте Импалы — клок шерсти и кровь. Это как раз то, за что я ее ценю и почему не променяю ни на какого самого породистого жеребца.
— Значит, у вас — ничего, — пожал плечами он. — Пусть ваш сын спит дальше.
— Двигай копытами пошустрей, — приказал Ван Аллен жестко, — или за дверью окажешься ты.