— Причуды моего организма. Если где-то там, в глубине рассудка, я отметил какую-то нестыковку или факт, который не могу сам себе объяснить, если отметил, но не смог пока осмыслить явно — у меня начинает болеть голова. Сейчас на подсказки подспудных решений моего разума полагаться не приходится. Я слишком мало знаю о том, что связано с подобными существами, о том, что логично и само собой разумеется, а что ненормально применительно к обстоятельствам, посему вряд ли смогу сделать четкие выводы — сознательно или нет. Слишком большой недостаток информации, а вытянуть что-то из Яна довольно сложно. От внятных ответов его постоянно сносит в сторону… Но — да, даже при всем том ясно, как Божий день, что положение сложилось странное. Две уличных кошки в одном переулке — и то увидишь нечасто, а такие, как Макс, я так мыслю, тем паче не бродят по Германии стаями.
В слабом алом отсвете, источаемом углями, уже привыкшие к жизни в частой темноте глаза различали обстановку вполне сносно, однако огненный окрас окружающего мира слегка путал мысли и пробуждал в ребрах неприятную нервозную дрожь. Для лучшего осмотра следовало бы зажечь светильник, однако сделать это сам он не мог, а призвать на помощь Бруно не представлялось возможным, посему Курт, стараясь не замечать багровых бликов на стенах, двинулся вперед, оглядывая тесную комнатушку.
— Угрозы мой семье я не стал бы называть «попыткой контакта».
— Нет, — буркнул Карл Штефан, берясь за край полотна с телом убитого. — Но кого это волнует.
— Можно, — согласился Курт, и Хагнер, помедлив, одним движением схватил со стола стакан и опрокинул в рот, подавившись первым же вдохом и закашлявшись.