Карл Штефан издал звук, не похожий ни на что, однако совершенно явно выражающий крайнюю степень ликования; охотник поморщился.
— Макс! Это не в моих правилах, но — выпорю!
— Началось? — уточнил Курт, не ответив. — Рановато сегодня.
— Я в курсе, — кивнул Курт, отодвигаясь от огня в руках помощника.
— Там мой сын! — вымолвил трактирщик, сорвавшись на стон, пытаясь прорваться вперед, и Ван Аллен шагнул в сторону, преградив ему путь и оттолкнув.
Ревущий вопль перекрыл свист ветра и подвывания раненого, и если вожак вновь пытался призвать своих подданных к порядку, его никто не услышал. В свете медленно гаснущего в сугробе деревянного щита и горящей шерсти стало явственно различимо всё на несколько шагов вокруг, и теперь Ван Аллен стрелял, уже почти не выцеливая. Две стрелы вошли в разверстую пасть раненого, одна прошила насквозь горло мечущегося в огне зверя у самого порога; еще две унеслись вдогонку пустившимся в бегство. Оборотень со стрелой в шее, запнувшись, упал, наполовину сбив с себя пламя, вскочил и снова бросился прочь уже на всех четырех, неуклюже, но вполне резво.