Фигурка не шелохнулась. Голос был странный — не такой, как всегда.
И первый подскочил к Романову, замахиваясь отобранным у Шацкой карабином.
— Я не нежное создание, я солдат первого взвода первой роты! — Девушка обожгла его взглядом, полным ненависти. — Если бы к мужчине-солдату пришла мать, его тоже отпустили бы. Вы не смеете меня прогонять! Иначе я напишу в газету, что вы нарочно спасаете от фронта аристократок, а на смерть гоните одних простолюдинок! Вчера отчислили графиню Браницкую и дочь бывшего министра юстиции! Позавчера — Лизу Белосельскую-Белозерскую! Мы напишем коллективное письмо, так и знайте!
Хоть камера и уползла дальше, но никаких сомнений: это он! Он жив!
За ним молча поднялась вся рота, чавкая сапогами по мокрой земле. Двинулись и соседи.
Направил луч на ветки орешника, снова вниз.