Хоть камера и уползла дальше, но никаких сомнений: это он! Он жив!
За ним молча поднялась вся рота, чавкая сапогами по мокрой земле. Двинулись и соседи.
Направил луч на ветки орешника, снова вниз.
Лица у зрителей были одинаково хмурые, напряженные.
— Сейчас я и тебя, паскуда большевистская, в расход выведу.
Генерал не ошибся, когда предположил, что Теофельс предпочтет для «входа» использовать даму. Уж Моноклю ли было не знать, что его подопечный превосходно умеет работать со слабым полом.