Не знаю, слышал ли дед нашу перепалку, дверь у него была полуоткрыта. Наверное, да. Но он ничего не сказал.
Может быть в этом мире еще есть спасение? Путь, не признающий холодную логику Сильных и злое добро Геометров?
— Ты прав, я не мог, я не должен был врать. Ты не поверишь мне теперь, никогда. И будешь прав. Я слишком много говорил… о свободе… о праве быть собой. Но мы не свободны, мальчик мой. Мы рабы. Мы слуги своей любви.
Начальник космодрома молчал. Разминал лицо, словно пытался вытащить на свет хоть какую-то свежую мысль.
Она с таким ожесточением колотила деревянным молотком по будущим отбивным, словно перед ней было филе чужих.
Но с меня хватит и этой сцены. До конца дней моих. Тьма, подсвеченная лишь рукотворной гееной на дне кратера, сиреневые искры кабин, редкие силуэты людей и разрезающий тишину равнодушный голос.