— Катти… — беспомощно прошептал я. — Я… я люблю тебя.
— Нет, Петя. Я никак тебе не могу доказать, что не вру. Никак. Я ведь действительно чужой тебе человек. Чужой по крови. А любовь… ее не измеришь никаким прибором. Не приложишь справку с печатью.
— Петя… — позвал меня Хрумов. Я повернулся к нему.
— Вторая кабина интерната Матушкин Свет, — сказала мне Катти. — Давай. Учись.
— Двадцать пять лет я ждал дня, когда у человечества появится шанс, — продолжал дед. — Четверть века. Треть жизни. Готовился. И, наверное, очень многие мои поступки были не слишком-то этичные… Но так было надо.
Маша, все это время тихо стоявшая за стулом деда, шумно выдохнула. Поглядела на меня сияющими глазами.